— А что здесь удивительного? Ты здорово разрекламировал школу Гринбрук, — упрекнула она его, в глубине души понимая, что это несправедливо.
— Ладно, Этель, — отозвался он, — ты ведь сама побывала в школе, поговорила с директрисой, убедилась в том, что там неплохо, — пытался урезонить ее Ральф.
Этель не знала, что ему возразить. А главное, после всех переживаний сегодняшнего дня ей не хотелось начинать еще один спор. Она отвернулась и подошла к окну.
Ральф продолжал стоять на пороге. Этель надеялась, что, взяв телефон, он уйдет, но не тут-то было. Дверь закрылась, но Ральф остался в комнате.
— Я не понимаю тебя, — произнес он миролюбиво, — если ты любишь дочь, то почему не хочешь, чтобы ей было хорошо?
Этель поняла, что разговора не избежать.
— Хочу. Дело совсем не в этом. Ей вообще не следовало приезжать сюда. Все равно ей придется возвращаться в старую школу, и это будет для нее еще труднее после того, как она побывала здесь.
— Но зачем ей возвращаться? Фредди могла бы остаться в Гринбруке, а ты здесь.
— Насовсем? — недоуменно посмотрела на него Этель.
— Конечно, ведь ты помнишь, что половина будет принадлежать тебе.
— Но Фредерике придется учиться в этой школе еще пять лет. Неужели ты захочешь, чтобы мы жили здесь все это время?
— Когда для тебя имело значение, чего я хочу? — усмехнулся Ральф. — Если ты пожелаешь, то сможешь остаться в поместье до конца жизни, и я, даже если бы это не совпадало с моими планами, ничего с этим поделать не смогу. Можешь спросить об этом у поверенного в делах, если не доверяешь мне.
Все, конечно, правильно, если не считать того, чего, по мнению Этель, он никогда и не брал в расчет, — ее чувств.
— Послушай, забудь на минуту наш спор, мы и так испортили себе жизнь, — продолжал Ральф. — Подумай о Фредерике. Неужели она не заслуживает лучшей жизни?
— У меня все равно не было бы денег, чтобы долго оплачивать ее обучение.
— Но это мог бы делать я, — предложил Ральф, заранее зная, что Этель откажется.
— Это моя дочь! — заявила она. — Всю жизнь я сама платила за ее обучение и не понимаю, почему теперь должно быть иначе. Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
— Хорошо, — согласился Ральф. — Предлагаю другой вариант: у тебя есть дом в Путни. Ты можешь продать его и воспользоваться процентами от доходов, чтобы платить за школу. Или же сдать дом в аренду. В Лондоне за это платят большие деньги.
Такое решение проблемы показалось Этель вполне разумным. Во всяком случае, подумать стоит. Но вслух сообщать об этом Ральфу она не стала и спросила:
— Зачем мы тебе? Ты же не питаешь ко мне особых дружеских чувств.
— Ты права. Выражение «дружеские чувства» не определяет моего отношения к тебе, — подтвердил Ральф, — но Фредерика мне не чужая. Она умная, прелестная девочка, которой ты можешь гордиться. И не надо забывать, что последующие несколько лет будут самыми важными в ее жизни. В больших городах девушки ее возраста нередко сбиваются с пути праведного.
Он говорил то, о чем Этель уже не раз думала. Подростковый возраст дочери требует особого к ней внимания. И в Гринбруке это понимали и, судя по всему, решали эту проблему достаточно успешно.
— Хорошо, — сдалась Этель.
— Что хорошо?
— Фредерика может учиться в Гринбруке, если ей так хочется. Я последую твоему совету и продам дом.
— И останешься здесь?
Этель покачала головой.
— Нет, я сниму небольшую квартирку в Лондоне. Это лишит меня возможности часто видеться с дочерью в течение года, но ничего не поделаешь. Фредди будет приезжать ко мне по праздникам, а во время учебы — жить у тебя… Ты согласен?
— Конечно, — не раздумывая ответил Ральф, — но я думаю, тебе все же лучше остаться здесь. Можно будет оборудовать часть дома по твоему вкусу.
Этель усмехнулась. Понять этого человека было невозможно.
— Спасибо, но вряд ли это понравится твоей невесте. Может быть, она вообще не захочет терпеть присутствие Фредди в доме.
Лицо Ральфа стало злым, взгляд тяжелым.
— Ты говоришь о Магдале?
— А что, у тебя много невест? — съязвила Этель.
— В любом случае у них нет в этом вопросе права голоса, — резко ответил он.
— Ты предпочтешь Фредерику? — удивленно спросила Этель.
— Безусловно, ведь в ней кровь Макартуров, то есть моя, разве я не прав?
Этель побледнела.
— Ты знаешь?.. — прошептала она чуть слышно.
— Знаю?.. — повторил он. — Что знаю?
— Ничего. Я подумала… Ничего… — Она с трудом перевела дыхание.
Но было уже поздно.
— Чего я не знаю, Этель? Ты хочешь сказать, что я ошибаюсь в отношении крови Макартуров? Что Фредди — не дочь Артура?
Этель молчала. Но Ральф продолжал натиск:
— Но ведь это невозможно! Она слишком похожа на деда, нашего с Артуром отца!
Этель пыталась казаться спокойной, но у нее это явно не получалось. Она виновата. Очень. И ощущала это с каждой минутой все острее. Она подошла к окну и уставилась в темноту ночи.
Но Ральфу уже не нужно было видеть ее глаз. Он уже все понял, хотя все еще не мог поверить…
— Нет, не может быть. Я много об этом думал. Еще много лет назад, когда мать сказала, что у тебя будет ребенок…
Этель почувствовала его дыхание у себя за спиной, но не обернулась. Горло ее судорожно сжалось, она просто ничего не могла выдавить из себя. Соврать еще раз? Зачем?..
Сильными руками Ральф схватил ее и рывком повернул к себе. Этель рискнула взглянуть на него и увидела в его глазах смесь шока и ярости.
— Фредди, как и Сэмюэл, была недоношенной?